В начале 90-х годов прошлого века на одном из первых съездов коми народа произошел курьез. Некий ретивый делегат выступил в общем-то с правильным предложением давать улицам имена местных деятелей и возмутился: почему-то одну из улиц в Сыктывкаре назвали в честь то ли поляка, то ли еврея Старовского. Он не знал, что Владимир Старовский родился в коми селе Помоздино, во всех анкетах писал, что он коми, прекрасно знал коми язык и мог наизусть читать стихи Виктора Савина. Однако эта то ли польская, то ли еврейская фамилия чуть было не сыграла в его жизни роковую роль.

О происхождении этой явно не коми фамилии существует несколько версий. Возможно, предок Старовского был ссыльным поляком, и он остался жить на Севере. Но, во всяком случае, мама Владимира Старовского была до замужества Тентюковой и родилась в Усть-Сысольске.

Родители Старовского были очень образованными людьми, оба окончили петербургский учительский институт, и их распределили в село Помоздино, где в 1905 году и родился Владимир Никонович. Через пять лет семья переехала в Выльгорт. Мама в течение долгих лет преподавала математику, и сын тоже был увлечен магией цифр.

Его ранняя юность совпала с очень неспокойным временем – революцией, гражданской войной, надо было на что-то жить. Но советской власти были нужны грамотные люди, поэтому 14-летнего Старовского взяли на работу в уездное статистическое бюро. Таким образом, не Старовский выбрал профессию, а профессия выбрала его. И он до конца жизни оставался ей верен. А в те годы он участвовал в проведении первой Всероссийской переписи населения – переписывал население Усть-Сысольска.

Когда закончилась гражданская война, он поступил в Московский университет на отделение статистики факультета общественных наук, который окончил с отличием. Затем последовала аспирантура, научная и преподавательская деятельность и работа в Центральном статистическом управлении СССР, где он сделал стремительную карьеру.

Улица Старовского в Сыктывкаре в чем-то очень символична. Ровно посередине ее не просто пересекает, а как бы ломает улица Коммунистическая. Так было и в его жизни. Когда Владимиру Никоновичу стукнуло 34 года, он вступил в коммунистическую партию, и с этого момента его жизнь пошла иначе. Но этому предшествовали трагические обстоятельства, которые вошли в историю как «расстрелянная перепись».

В 1937 году Сталин поручил провести очередную перепись населения. Она должна была показать правильность его курса – «жить стало лучше, жить стало веселее», а значит, население увеличилось и, по его прикидкам, должно было достигнуть 170 миллионов человек. Но, как счетчики ни старались, больше 162 миллионов не получалось. Это результат голода в ряде регионов страны и начавшихся репрессий. Сталин был очень возмущен результатами переписи, поэтому их признали недействительными, а те, кто ее проводил, объявлены врагами народа и расстреляны.

В 1939 году проводят повторную перепись и поручают ее Старовскому. Эта «расстрелянная перепись» и дальше висела над ним как дамоклов меч. Свою перепись он провел так, как надо, за что удостоился ордена Ленина и должности начальника Центрального управления народно-хозяйственного учета Госплана СССР, которому вскоре вернут прежнее наименование – Центральное статистическое управление.

Вскоре началась война, а во время войны статистика играет роль не менее важную, чем, скажем, военная разведка. Воюющей стране нужно знать не только, какие силы и средства есть у противника, но и чем располагает она сама. Статистики работали с утра до ночи: начали эвакуировать предприятия – надо срочно узнать, где находятся пустующие здания, чтобы их там разместить, какие есть резервы производственных мощностей, остатки металлов и прочего сырья и материалов. Для этого Старовский разработал методику срочных переписей. На каждую из них давался срок от семи до 15 дней. Всего за годы войны Центральное стат-управление СССР провело 105 срочных переписей, заслужив похвалы самого Сталина, сказавшего, что аппарат ЦСУ работает как часы. Однако после войны начались неприятности.

Первый звоночек прозвучал, когда ЦСУ поручили подсчитать, какой ущерб нанесла война и сколько людей погибло. Получилось, что война обошлась стране в один триллион 890 миллиардов рублей и 18 миллионов погибших. Последняя цифра Сталина возмутила до глубины души. Получается, что немцев залили кровью советских людей. И генералиссимус сам назвал цифру – семь миллионов. Старовский вынужденно согласился.

Второй звонок прозвенел в 1948 году, когда вышло постановление о неудовлетворительной работе статистики. Старовский во всем покаялся, и ему все простили. Но спустя три года чуть не разразилась катастрофа, о которой рассказал в своей книге «Крутые виражи» один из руководителей Коми АССР Зосима Панев. В 1951 году прошла дискуссия по экономическим вопросам, и известный экономист Лука Ярошенко выступил с критикой учебника полит-экономии, предисловие к которому написал сам Сталин. Экономиста уволили из Госплана СССР, объявили строгий выговор по партийной линии и отправили работать в Иркутск, но Ярошенко не успокоился, пытался оспорить выговор. Тогда его по инициативе Сталина арестовали и поместили на Лубянку. Но этого Сталину показалось недостаточно, нужно было раскрыть за ним заговор. И решили, что за ним стоит Старовский, поскольку он был научным руководителем его докторской диссертации.

Старовского вызвали в Политбюро, где предъявили обвинение в том, что он лично инструктировал Ярошенко. Владимир Никонович попытался оправдаться, но ему не поверили, решили снять с работы и рекомендовали привлечь к партийной ответственности. Когда он уходил, Сталин спросил у Молотова, кто он по национальности. Тот ответил, что числится как коми. Но Сталин в этом вопросе разбирался и заявил: «Нет такой коми фамилии Старовский, он польский еврей». А это уже было очень серьезно. Шла борьба с космополитизмом, принявшая откровенно антисемитский характер, а Старовский еще и скрыл, что он еврей.

Его вызвали в московский горком партии, и Хрущев, бывший тогда первым секретарем МГК, орал на него, обвинял в заговоре на вождя народов. Главным аргументом был факт сокрытия своей истинной национальности.

Старовского сняли с должности, исключили из партии, и он уже ждал ареста. Но вот только сдать дела, которые в основном носили секретный характер, было некому, и он был вынужден каждый день приходить на работу, где на него смотрели как на врага народа.

Эта пытка длилась три месяца. В конце концов Владимир Никонович не выдержал и позвонил Молотову: «Когда выйдет постановление о новом назначении, кому передавать дела?»

Тот ответил: «Я не знаю, позвони Сталину». Позвонил по «вертушке» Сталину с тем же вопросом. И тот ответил: «Ну, раз постановления нет, продолжайте работать». Вскоре Старовского восстановили в должности и партии. После смерти Сталина Старовский не раз встречался с Хрущевым, но тот так и не подумал перед ним извиниться.

Владимир Никонович никогда не забывал про свою малую родину и следил за тем, как развивается республика. Именно по его инициативе было построено здание Комистата по улице Интернациональной. Ранее статистики размещались в нескольких кабинетах Дома печати. Он бывал много раз в Сыктывкаре, подружился с председателем совета министров Зосимой Паневым, подсказывал, к кому из московских начальников по какому вопросу нужно обратиться. И лично переговорил с министром высшего образования СССР по поводу возможности создания Сыктывкарского университета.

Старовский вышел на пенсию лишь в 1975 году, но прожил без работы всего два месяца. Его похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище, а через два года Пожарный проезд в Сыктывкаре был переименован в улицу Старовского.

Александр Рекемчук родился в потрясающей семье. Мама в Одессе была актрисой немого кино, а папа в Первую мировую дослужился до звания штабс-капитана российской армии, после революции оказался сначала в Румынии, а затем во Франции, вернулся в СССР, стал журналистом и крупным советским разведчиком-нелегалом. В 1937 году отца расстреляли как врага народа, а мама к тому времени успела выйти замуж за австрийского коммуниста, участника шуцбундовского восстания в Вене Ганса Нидерле. И чтобы не было у сына неприятностей, записала его на эту фамилию, так что Рекемчук долгое время жил как Нидерле.

Войну семья встретила в Харькове, перебралась сначала в Сталинград, а незадолго до прихода немцев – в Барнаул. Александр, как и все мальчишки, мечтал пострелять по Берлину и поэтому записался в артиллерийскую спецшколу. Но война закончилась, спецшколу перевели в Москву. К тому времени молодой человек уже писал стихи, участвовал в работе литературного объединения «Комсомольской правды», и ему порекомендовали поступить в Литературный институт на отделение поэзии.

После первого курса студентов направляли на практику. Александр выбрал Сыктывкар. Во-первых, в Инте жили два двоюродных брата, а во-вторых, влекла северная романтика. Он еще помнил челюскинцев и папанинцев. Но когда он приехал, оказалось, что до Инты далеко, а город не такой уж и северный. И все-таки Сыктывкар ему понравился.

Возможно, сыграло роль то, что он пользовался большим успехом у девушек. Александр был довольно симпатичным молодым человеком, к тому же из Москвы, да еще и поэт. Его приняли в редакцию газеты «За новый Север», позже ставшую «Красным знаменем», завалили работой – отправляли в трудные командировки, платили неплохие по тем временам гонорары. Тут он впервые почувствовал себя самостоятельным человеком, а потому написал заявление о переводе на заочное отделение литинститута и остался в Сыктывкаре. Стал завсегдатаем танцплощадки, где познакомился с молоденькой студийкой драматического театра Луизой Потолицыной и женился на ней. Все было хорошо, но начались серьезные неприятности, как в случае со Старовским, во многом из-за фамилии.

Поначалу Александр подписывал свои газетные публикации фамилией Нидерле, но на всякий случай написал заявление в обком партии с просьбой узнать судьбу его отца. Что и было сделано: выяснилось, что он сын «врага народа». Поступило указание исключить его из партии и уволить. Не все голосовали за исключение, хотя для этого требовалось определенное мужество. И много позже он был в числе тех, кто не голосовал за исключение Александра Галича из Союза писателей.

И все-таки обком партии это решение отменил и заменил строгим выговором, Александра восстановили на работе, но он уже решил уехать в Москву – пора было заканчивать учебу в институте. Но там начались худшие годы в его жизни. Его никуда не брали на постоянную работу со строгим партийным выговором, к тому же что-то не ладилось с поэзией, не шли стихи, потянулся к выпивке. Его творческая жизнь могла бы закончиться, так и не начавшись, если бы не решение вернуться на Север. Формально потому, что строгий выговор могли снять там, где и объявили.

Ему предложили работу собкора ставшей уже родной газеты «Красное знамя» в Ухте. Появилось свободное время, он стал писать рассказы, их печатали не только в местных изданиях, но и в московских журналах «Огонек», «Смена».

В 1959 году он написал первую большую повесть «Время летних отпусков». На первый взгляд вполне обычная советская производственная проза, действие которой происходит на одном из нефтяных промыслов, вероятно, неподалеку от Ухты (в повести она названа Джегором). Но отступление от канонов соцреализма начинается с самого начала. Главная героиня – старший геолог промысла Светлана мечтает вовсе не о счастливом будущем страны и не о производственных показателях, которые оставляют желать лучшего, а об отпуске.

К тому же она беспартийная, и у нее завязываются какие-то странные отношения с горьким пьяницей, бросившим свою семью, механиком Глебом Гореловым.

Но отпуск приходится отложить. Заведующего этим совершенно бесперспективным промыслом снимают с работы и временно исполнять его обязанности поручают Светлане. Тогда 27-летний геолог, мечтающая об отдыхе и счастливом замужестве, берется за дело, вспоминает, чему ее учили в институте, советуется с Глебом и находит способ, как сделать так, чтобы умирающий промысел ожил. С трудом, но это ей удается. Однако вместо того чтобы ее поставить во главе промысла, начальство присылает на эту должность опытного нефтяника Мамедова. Только Светлана не очень-то и огорчается, а отправляется в долгожданный отпуск.

Повесть имела успех и очень понравилась директору «Мосфильма» Ивану Пырьеву, который поручил ее экранизировать молодому режиссеру Константину Воинову, ставшему впоследствии известным по фильму «Женитьба Бальзаминова». Повесть и фильм выдвинули на Ленинскую премию, но картина почему-то не понравилась Хрущеву. Осторожная Екатерина Фурцева, в то время министр культуры СССР, пригласила на просмотр геологов и нефтяников, а также представителей соответствующих министерств. И они фильм похвалили, высказав только одно пожелание: пусть главная героиня после отпуска все-таки вернется на промысел. В фильме роль опытного нефтяника Мамедова сыграл Владимир Этуш.

А Рекемчук тем временем написал свою вторую повесть «Молодо-зелено», действие которой происходит в городе Джегоре, в котором легко узнается Ухта. И эту повесть тоже экранизирует режиссер Воинов, и вновь следует представление на Ленинскую премию. И опять ее не получают ни создатели фильма, ни автор его литературной первоосновы. Но фильм становится популярным. Главные и второстепенные роли в нем сыграли Олег Табаков, Иван Переверзев, Юрий Никулин, Евгений Евстигнеев и Михаил Ульянов.

А «Время летних отпусков» сыграло в жизни Рекемчука мистическую роль. В 1963 году, когда он с семьей отправился в отпуск на юг, при пересадке в Москве его встретила машина ЦК ВЛКСМ. Ему предложили на выбор работу либо в журнале «Молодая гвардия», либо в одноименном издательстве. Он выбрал журнал, но еще через год его пригласили на должность главного редактора «Мосфильма». Это было золотое время главной киностудии страны, именно тогда там снимались «Андрей Рублев», «Солярис», «Кавказская пленница», «Война и мир». Но кино начинается со сценария, а все они ложились на стол главному редактору.

Работа на «Мосфильме», конечно, отвлекала от писательства, но после ухода с киностудии он возобновляет литературную деятельность. Среди написанных романов стоит отметить два: «Скудный материк», впервые изданный в Сыктывкаре, и «Тридцать шесть и шесть». Они оба о Севере. А «Тридцать шесть и шесть» можно назвать литературным гимном Сыктывкару. Правда, это труднопроизносимое название столицы Коми ни разу не упоминается, действие происходит в некоем Городе-на-реке. Но не узнать в нем Сыктывкар просто невозможно.

Роман во многом автобиографичен, главный герой Алексей Рыжов после первого курса едет на практику в этот северный город, работает в газете, остается там жить, а когда спустя год вынужденно покидает его на самом первом пассажирском рейсе в Москву, не может сдержать слез, понимая, что здесь остается его бедная душа.

Первую часть романа опубликовал «Новый мир», а вот вторая, в которой журналист Рыжов сталкивается с ГУЛАГом, была запрещена и увидела свет только в годы перестройки.

В эти годы Александр Рекемчук занял твердые демократические позиции и вступил во Всесоюзную ассоциацию писателей в поддержку перестройки «Апрель», куда вошли Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Владимир Дудинцев, Татьяна Толстая и многие другие. Кроме того, он создал независимое издательство «ПИК». Именно это издательство первым опубликовало книгу Ельцина «Исповедь на заданную тему», когда Борис Николаевич еще находился в опале.

Под его именем издано более двухсот книг на русском, английском, французском, немецком, польском и других языках мира. По его произведениям и оригинальным сценариям выпущено одиннадцать художественных фильмов. Сыктывкар и Республика Коми уже под своими именами вновь ожили в его документальной прозе «Мамонты».

Умер в Москве 6 июля 2017 года после продолжительной болезни

Оперному певцу, обладателю красивого густого баса Борису Дейнеке сыктывкарцы обязаны тем, что в городе есть оперный театр.

В 30-е годы Дейнека был одним из самых популярных в Москве певцов, лауреатом пяти всесоюзных конкурсов, работал солистом Всесоюзного радио. В 1936 году он записал песню «Широка страна моя родная», ставшую неофициальным гимном СССР. До появления официального гимна московское радио с этой песни в исполнении Дейнеки начинало свои передачи. Но к тому времени сам исполнитель уже был узником Воркутлага. По одной из версий, его репрессировали за рассказанный политический анекдот. Московский военный трибунал приговорил певца к высшей мере наказания – расстрелу, но потом заменил на 10 лет лагерей.

Однако Борису Степановичу, можно сказать, повезло. В 1943 году в Воркуте из заключенных артистов, среди которых было немало именитых, создали музыкально-драматический театр. Его возглавил бывший главный режиссер Большого театра Борис Мордвинов, обвиненный в шпионской связи с женой маршала Григория Кулика.

И вновь успех. Газета «Заполярная кочегарка» помещает восторженные рецензии, постоянно выделяя Дейнеку, но вывозить эту газету за пределы Воркуты категорически запрещалось. Мало того, зрителям запрещалось аплодировать артистам, так как они были «врагами народа».

Воркуту Дейнека не любил, и когда срок заключения закончился, он перебрался в Сыктывкар. В Москву и другие большие города путь ему был заказан. В столице Коми АССР он стал солистом республиканской филармонии, выступал с лекциями-концертами, но они не приносили ему удовлетворения. И тогда он обратился к республиканскому начальнику управления искусств Серафиме Поповой с безумной идеей создать в маленьком провинциальном Сыктывкаре музыкальный театр. Она подхватила эту идею, и они вместе отправились к председателю Совета министров Коми АССР Зосиме Паневу. Зосима Васильевич не без колебаний с ними согласился, но в Москве, без которой, как Панев говорил, даже баню нельзя было построить, дерзкую инициативу провинциалов встретили в штыки.

И все-таки театр был создан, 25 августа 1958 года на сцене областного совета профсоюзов состоялась премьера оперы «Евгений Онегин», Дейнека исполнил партию Гремина. Но главное – он стал первым художественным руководителем музтеатра. На этой должности Борис Степанович проработал четыре года, после чего, выйдя на пенсию, перебрался в Москву.

В столице его приняли на работу в Росконцерт, но былой славы уже было не вернуть. В стране гремели совсем другие имена. Он умер в 1986 году в полном одиночестве у себя на даче.

Похоронили певца на Ваганьковском кладбище.

Сейчас в Москве о нем мало кто знает. Но память о Борисе Дейнеке сохранили Воркута и Сыктывкар.