Алексея Семеновича Сидоров родился 28 сентября (10 октября) 1892 года в селе Палевицы. Его отец, рачительный хозяин, знавший и любивший землю, владеющий к тому же кузнечным мастерством, имел крепкое хозяйство, и его небольшой семье (была дочь, на 8 лет старше Алексея), казалось, не угрожали особые невзгоды. Но вскоре, в 1895 году, он умер, и забота о хозяйстве упала на плечи матери Алексея. Женщине было трудно одной справляться с делами. Спустя еще 6 лет в Палевицах вспыхнул страшный пожар. Сгорел и дом Сидоровых. Все пришлось обустраивать заново. Алексей, с детских лет знакомый с физическим трудом, смог получить и образование, благо что в Палевицах имелись начальная школа и двухклассное училище. Учитель, заметивший его способности, предложил Алексею продолжить обучение и, зная трудное материальное положение семьи, снабдил его небольшой суммой денег, необходимой на первое время. В 1907 году Сидоров поступил в Тотемскую учительскую семинарию (в самом Коми крае таких учебных заведений до 1916 года не было). Во время Учебы он проявил особенную склонность к языкознанию, но не ограничивался только им и увлеченно изучал другие предметы, занимался музыкой и живописью. В 1911 году Сидоров закончил семинарию и получил право работать школьным учителем. В течение последующих 4-х лет Сидоров преподавал в школе в деревне Кони (на Выми).

Пытливый ум Сидорова не позволял ему равнодушно относиться к окружавшей действительности, ставившей перед ним так много острых вопросов. Сын труженика, выросший в крестьянской среде и знавший цену труду земледельца, он с болью видел вокруг себя полную тягот народную жизнь, да и не только видел — сам жил этой же жизнью. Чем он мог тогда еще помочь людям, кроме просвещения? Над этим же задумывались и многие коллеги Алексея Семеновича. Не случайно в среде немногочисленной дореволюционной коми интеллигенции именно учителя были настроены наиболее демократично.

Стремясь пополнить свои знания, Сидоров в 1915 г. поступил в Вологодский учительский институт и учился там три года. Начавшийся в 1917 году период бурных революционных преобразований захватил и Алексея Семеновича. Хотя, обучаясь в Вологде, он находился далеко от родных мест, но не терял с ними связи. На родине Сидоров, несмотря на свою молодость, пользовался уважением как умный и знающий человек. Не удивительно, что, когда после февральской революции, свергнувшей самодержавие, стали устанавливаться новые органы власти, жители Палевицкой волости выдвинули своим делегатом на Первый Яренский уездный съезд крестьянских депутатов (май 1917 г.) именно Алексея Семеновича (он в это время находился дома — в занятиях наступил перерыв).

В 1918 году, закончив институт, Сидоров вернулся на родину. В июне его избрали на четвертый уездный съезд крестьянских депутатов. На съезде он стал членом уездного исполкома, комиссаром народного образования Яренского уезда (в этот уезд входили тогда территории современных Усть-Вымского, Удорского, Княжпогостского и частично Сыктывдинского районов). Состав делегатов был чрезвычайно пестрым, заседания проходили бурно. Порой доходило до рукоприкладства. На одном из заседаний Д. А. Батиев подверг критике самогоноварение в Жешартской волости. После этого обидевшиеся делегаты-жешартцы подстерегли Батиева и крепко помяли ему бока... Первоначально руководство в исполкоме и на съездах принадлежало эсерам, и это обстоятельство впоследствии сыграло в судьбе Алексея Семеновича свою негативную роль...

Жизнь остро поставила на повестку дня проблему просвещения: Коми край чрезвычайно нуждался в образованных людях, способных возглавить социалистическое переустройство общества. Конечно, коми отнюдь не были такими невежественными, темными, отсталыми и забитыми, как иногда говорится на разных, порой весьма высоких уровнях. Среди коми были и видные ученые, и самобытные писатели и поэты, и крупные политические деятели. Но для вставших перед народом огромных задач создания новых национально-государственных, экономических и культурных отношений знающих людей катастрофически не хватало (тем более что не все из них приняли происходившие перемены). Стремясь по мере сил содействовать просвещению масс и объединить для этого местную интеллигенцию, А. С. Сидоров стал одним из организаторов (председателем оргкомитета) создания на учительских курсах в Яренске 22 июня 1918 года союза «Коми котыр» (или «Союз содействия материальному и духовному развитию зырянского края»). Это было культурно-просветительское общество, планировавшее проведение научно-исследовательских работ и, в частности, экспедиций для изучения природных богатств Коми края, устраивать библиотеки, музеи, выставки, читать лекции, организовать спектакли и народные праздники, пропагандировать знания через печать. Свою просветительскую работу коми-котырцы планировали вести на двух языках — коми и русском (это специально оговаривалось в Уставе союза). Единственным политическим аспектом, отраженным в Уставе, являлся пункт о необходимости создания автономной единицы для коми-зырян (причем о конкретных формах автономии ничего не говорилось).

Местные органы власти принимали свои меры по развитию народного образования. В 1918 году в Усть-Выми открылась учительская семинария. Яренский уездный совет направил туда лучших преподавателей, среди них и А. С. Сидорова. Позднее семинария была переведена в Айкино, затем в Яренск, преобразована в педагогические курсы, на которых Сидоров работал до конца 1920 г.

Его деятельность не ограничивалась преподавательской работой. К этому периоду относится начало научных исследований Алексея Семеновича, что было вызвано необходимостью постановки преподавания на краеведческой основе. Одной из важнейших проблем, стоявших тогда перед исследователями, было изучение коми языка. В 1917-1918 годах появились условия для разработки литературных норм, для расширения функций коми языка. Необходимо было осуществить переход к преподаванию в школах на родном языке (до революции использовать коми язык на уроках запрещалось, занятия шли только на русском, а им многие учащиеся владели слабо). Для этого следовало в кратчайшие сроки разработать основы литературного коми языка. В августе 1918 года в Усть-Выми состоялась учительская конференция, на которой после острых споров был принят ряд важных для развития коми языкознания положений. В этом есть и заслуга А. С. Сидорова.

Во время летних каникул Алексей Семенович побывал с экспедициями на Выми, нижней Вычегде, Вашке и Мезени, совместно с учащимися собирал там данные по различным диалектам коми языка, фольклор, этнографические материалы, проводил археологические раскопки. Собиравшийся фольклорный материал помещали в выходившем в Усть-Вымской учительской семинарии рукописном ученическом журнале «Асъя кыа» («Утренняя заря»).

Сидоров считал необходимым открывать в Коми крае новые учебные, краеведческие, научные учреждения. В 1920 году он писал одному из своих коллег И. И. Разманову: «Нужно создать что-то светлое, чтобы коми народ действительно увидел свет. Гидра невежества поймана, теперь остается только задушить ее, не то она сама перейдет в наступление». В декабре 1920 года А. С. Сидоров вошел в комиссию по организации Практического института народного образования (ПИНО) в Усть-Сысольске и переехал в этот город из Яренска. ПИНО (четырехлетнее учебное заведение, готовившее учителей до 7 класса) начал работу в январе 1921 года. Алексей Семенович стал первым председателем правления института, до августа 1921 года читал в нем лекции по коми этнографии, археологии, литературе, методике краеведения и музейному делу, вел студенческий кружок. В том же году женился на Людмиле Степановне Куратовой, внучатой племяннице основоположника коми литературы Ивана Алексеевича Куратова.

В сентябре Алексей Семенович поехал в научную командировку в Ленинград, где изучал археологию и этнографию на географическом факультете Археологического института. Через год он вернулся на работу в ПИНО, а 7 мая 1923 года был назначен его ректором. Но административная работа пришлась Алексею Семеновичу не по душ е. Осенью 1923 года, когда ПИНО был реорганизован в педагогический техникум повышенного типа, Сидоров наотрез отказался занять какую-нибудь должность в руководстве, предпочтя более живую лекторскую работу. Деятельность Алексея Семеновича не ограничивалась преподавательской работой в ПИНО и педтехникуме. Осознав необходимость объединения исследователей Коми края в единый коллектив, Сидоров выступил в роли одного из организаторов Общества изучения Коми края (он являлся членом-учредителем ОИКК), стал активнейшим участником научно-краеведческой работы и одним из руководителей общества (член правления, некоторое время ответственный секретарь). В июле 1925 года на первой областной краеведческой конференции Сидорова избрали в областное бюро краеведения, а в 1926 году его выдвинули от ОИКК членом-корреспондентом Центрального бюро краеведения в Москве. Кроме того, со времени организации журнала «Коми му» (в 1924 году) и до 1926 года Сидоров был членом его редколлегии (редактором краеведческого отдела), участвовал в организации областного краеведческого музея. То время было временем становления коми советской науки: закладывались основы для развития языкознания, археологии, этнографии, литературоведения, фольклористики в Коми области. Нужны были исследования по самым разным проблемам. Это определило широту и разнообразие научных интересов Сидорова, тесно связанных с нуждами молодой коми науки.

Он открыл и проводил раскопки ряда средневековых городищ на территории Коми области (материалы этих раскопок опубликованы им в журнале «Коми му» в 1924-1926 годах в серии статей под названием «Памятники древности в пределах Коми края»), изучал религиозные представления народа коми, составил программы по историко-этнографическому изучению Коми края и особую программу по изучению похоронных обрядов коми. В июне 1923 года в архиве своего тестя в селе Визинга Сидоров обнаружил рукописи И. А. Куратова и в том же году в журнале «Парма ёль» опубликовал два его стихотворения и небольшую статью о поэте, в которой привел собранные им биографические сведения и подчеркнул важность изучения творчества писателя. Это была первая в советской печати публикация произведений Куратова. В 1925 году Л. С. Куратова под руководством мужа собрала дополнительные сведения об И. А. Куратове, которые были помещены в сборнике «Коми гижысьяс» («Коми писатели»).

Огромное значение Алексей Семенович придавал проблемам коми языка, находившимся тогда в центре внимания. Шли горячие споры о перспективах развития коми языка, причем суждения высказывались самые разные. Так, А. А. Цембер писал в газете «Ю гыд туй» (23 апреля 1923 г.): «Я начинаю соглашаться с теми, которые говорят, что зырянский язык — мертворожденное дитя. Если это так, предоставим мертвеца мертвецам, а мы, живые, пойдем через русский язык к всемирному языку». Большинство ученых отстаивало принципиально иную точку зрения. В. А. Молодцов, В. И. Лыткин, А. С. Сидоров и другие разъясняли ошибочность пренебрежительного отношения к родному языку, выступали за улучшение его преподавания, работали над созданием алфавита, формированием литературных норм и т. д. Сидоров призывал к использованию языковых богатств всех диалектов коми языка. Он приступил к изучению диалектов. Так, в 1924 г. Алексей Семенович побывал в научной командировке на Ижме и Печоре, изучал местные говоры, сопоставлял их с другими диалектами коми языка и пришел на основе этих данных к важным выводам о путях заселения бассейна Печоры. Примечателен и такой факт: когда студенты педтехникума попросили хотя бы часть лекционных курсов читать им по-коми, то первым, кто откликнулся на их просьбу, был Сидоров.

В марте 1926 года Сидоров вновь отправился на стажировку в Ленинград. Более двух лет он изучал археологию и языкознание под непосредственным руководством академика Н. Я Марра — видного языковеда, археолога, этнографа. В этот период Сидоров написал ряд работ по археологии, издал свое крупнейшее, до сих пор не утретившее ценности исследование по этнографии «Знахарство,колдовство и порча у народа коми» (1928 год), в котором приведены собранные им в 1918-1926 годах интереснейшие этнографические материалы. Согласно оценке ведущего специалиста по коми этнографии Л. Н. Жеребцова, «по богатству и оригинальности материала эта книга стоит на первом месте среди исследований традиционных форм духовной культуры коми».

Все большее место в научной деятельности А. С. Сидорова начинает занимать языкознание. Знания Сидорова произвели впечатления на ленинградских ученых. Член-корреспондент АН СССР Д. В. Бубрих позднее вспоминал: «А. С. Сидорова я знаю с 1926 года. Уже тогда я обратил внимание на его большую эрудицию в вопросах общего языкознания, равно как его исключительную осведомленность в области коми археологии, истории, этнографии и языка. А. С. Сидоров сразу произвел на меня впечатление человека и научно инициативного. Последующее мое знакомство с А. С. Сидоровым укрепило первые впечатления». В 1929 году Сидоров стал доцентом Ленинградского педагогического института им. Герцена. Он читал обучавшейся там группе коми студентов курс лекций по коми языку и методике преподавания коми и русского языков, руководил их производственной практикой. Одновременно Алексей Семенович продолжал научную работу, в частности, занимался изучением рукописей И. А . Куратова. По-прежнему уделяя большое внимание развитию науки в Коми области, он в 1930 году разработал проект положения о Коми краеведческом научно-исследовательском институте.

В 1932 году открылся Коми государственный педагогический институт. Для работы в нем были приглашены коми ученые, работавшие в других городах, в том числе и А. С. Сидоров. Он охотно откликнулся на приглашение и, приехав в Сыктывкар, стал преподавать в пединституте общее языкознание и практический курс коми языка, позднее возглавил одну из кафедр. Но, хотя пединститут открывал хорошие перспективы для подготовки специалистов, да и с ожидавшимся созданием научно-исследовательского института связывались большие надежды, на душе у Алексея Семеновича, вероятно, было невесело... Закрытие краеведческих изданий, вынужденный самороспуск Общества изучения Коми края, набиравшая обороты истеричная кампания против «буржуазной идеологии» и «нацшовинизма» в науке и литературе не могли не тревожить А. С. Сидорова. В год приезда Алексея Семеновича в Сыктывкар вышла из печати книга сотрудника КГПИ Н. И. Ульянова «Очерки истории народа коми-зырян», в которой журнал «Коми му», членом редколлегии которого был в свое время Сидоров, был прямо объявлен «органом пропаганды националистических и кулацких идей», а ряд краеведов провозглашен «буржуазными националистами». Фа милии Сидорова и других крупнейших коми ученых там, правда, не назывались пока... В 1933 году появилась книга В. М. Подорова, также сотрудника КГПИ, «Очерки по истории коми (зырян и пермяков)», в которой много места уделено обличению «буржуазно-националистического движения» в Коми области. В частности, резкой критике подвергался союз «Коми котыр», председателем оргкомитета которого был в свое время Сидоров. Тогда-то и возник миф о «Коми котыре» как «крупной буржуазно-националистической организации», стремившейся отвлекать трудящихся культурно-просветительской работой от решения неотложных политических задач и собиравшейся оторвать Коми край от Советской России. Последнее обвинение с равным успехом можно было бы выдвинуть против Сталина (цитата которого относительно национализма приведена в книге Подорова), поскольку именно он как нарком по делам национальностей в 1922 году непосредственно участвовал в обсуждении и утверждении проекта о создании Автономной области Коми — той самой автономной единицы для коми-зырян, о необходимости создания которой говорилось в уставе «Коми котыра»... Имя Сидорова в связи с «Коми котыром» и его «буржуазно-националистической» деятельностью в книге Подорова не упомянуто, но обвинения в его адрес в этих «Очерках» все же есть: в разделе, посвященном «разоблачению» К. Ф . Жакова («крупнейшего идеолога коми буржуазии и кулачества»), бдительный автор вспомнил про вечер памяти Жакова, состоявшийся после его смерти в Усть-Сысольске. Всех участников этого вечера, в числе которых был назван и Алексей Семенович, Подоров причислил к «интеллигенции националистического толка». Это было уже прямое обвинение в «неблагонадежности», адресованное непосредственно А. С. Сидорову. Обвинениями дело не ограничивалось. Начались аресты хорошо знакомых Алексею Семеновичу людей: В. И. Лыткина, А. А. Чеусова и других...

Алексей Семенович оставался на свободе. В 1934 году он перешел из КГПИ в открывшийся в этом году в Сыктывкаре Коми научно-исследовательский институт (при создании которого принимался во внимание и разработанный Сидоровым проект) на должность доцента по восточно-финским языкам, но работал там недолго. Очевидно, Сидорову просто невыносимо было жить в условиях раздуваемой кампании против «кулацкой идеологии» и «национал-шовинизма», видеть, как арестовывают его коллег, слушать высосанные из пальца чудовищные обвинения и сознавать, что сам он на подозрении и тоже вот-вот попадет под пресс карательных органов — в особенности после того, как написанный им учебник по коми языку был объявлен с чьей-то легкой руки чуть ли не контрреволюционным...

В сентябре 1934 года А. С. Сидоров уехал в Ленинград и поступил на работу в Институт языка и мышления. В течение трех лет он написал ряд крупных трудов по литературоведению, археологии, языкознанию. Почти все его труды до сегодняшнего дня сохраняют свою актуальность. В области синтаксиса А. С. Сидоров создал огромный труд «Синтаксис коми языка» в 2-х томах объемом свыше 1000 страниц. Этот труд не был опубликован. Впервые в советском финно-угроведении А. С. Сидоров выявил закономерности твердого порядка слов в коми языке, опубликовал монографию по этой теме. Монография А. С. Сидорова «Порядок слов в предложении коми языка» опубликована в 1953 году и явилась в то время чуть ли не единственным прецедентом в исследовании порядка слов в финно-угроведении. Научное значение этой работы высоко и в настоящее время, т. к. является по сути дела единственным пока крупным опубликованным исследованием в области синтаксиса коми языка. В области истории коми языка он сделал очень много, хотя при объяснении многих фактов он придерживался стадиальной теории развития языков. В работе «Коми литературный язык эпохи раннего феодализма» Сидоров проанализировал древнекоми тексты XIV — XVII веков. Он обнаружил и ввел в научный оборот новые памятники древнепермской письменности, проработал огромное количество архивных материалов. В области исторической лексикологии Сидоров выявил древнекоми названия месяцев, до сих пор остававшиеся неизвестными в науке. Из всего сделанного им опубликована до настоящего времени лишь очень небольшая часть. Кстати, работу о древнекоми названиях месяцев подготовил к публикации в журнале «Советское финно-угроведение» В. И. Лыткин, что является примером непредвзятого делового подхода к научному наследию известного ученого. Это показательно еще и потому, что в области теории и методологии лингвистического анализа они долгое время были оппонентами: если Сидоров последовательно придерживался марровской концепции на язык, то Лыткин всегда оставался на позициях традиционного сравнительно-исторического языкознания. В области анализа терминологической работы некоторые суждения Сидорова поразительно актуальны и для сегодняшнего дня, ибо проблемы 40-50-х годов остаются неразрешенными в коми языкознании и до настоящего времени. Вот, к примеру, его оценка терминологической работы 50-х годов: «В терминологической работе чувствуется боязнь установления термина на основе родного языка, боязнь «неологизма», как искусственной выдумки. Между тем, всякий термин, передающий основные понятия данной науки на данной ступени ее развития, представляет своего рода неологизм, новообразование, в термины вкладывается то новое значение, которое устанавливается данной наукой и которого обычно не бывает в слове до его употребления в качестве термина. Принципиально отрицательное отношение к возможности составления научного термина на основе родного языка ведет к замораживанию развития его основного словарного фонда». Русофильство в области общественно-политической терминологии коми языка резко бросается в глаза и теперь, когда изо дня в день в газете «Коми му» читаем такие «коми» слова как собрание, слушатель, пенсионнӧй надбавкаяс, продовольственнӧй программа, пятилетка, плюрализм и т. д. Большинство подготовленных Сидоровым работ не утратило своей научной ценности и в наше время.

Пока Алексей Семенович напряженно работал в Ленинграде, в Коми области продолжала шириться эпидемия всеобщего обличительства: направо и налево раздавались обвинения в «нацшовинизме», «потере бдительности», «примиренчестве»... Едва ли не каждый ученый или писатель обязан был выступить с критикой арестованных «контрреволюционеров» и собственных «ошибок». В свое время такую статью был вынужден опубликовать в газете «За новый Север» и Алексей Семенович. Правда, помянув — в соответствии с принятой тогда формой — В. И. Лыткина как «контрреволюционера» в языкознании, он посвятил статью своим научным разногласиям с Василием Ильичом, так что, несмотря на набор обязательной обличительной терминологии, его выступление в печати по тем временам выглядело едва ли не благопристойной научной дискуссией. Совсем иной характер носила статья Старцева «Критиковать и собственные ошибки», в которой Григорий Афанасьевич, работавший вместе с Сидоровым в Обществе изучения Коми края, в Ленинградском пединституте, наконец, в КГПИ и Коми НИИ, писал, что Сидоров «лил воду на мельницу национал-шовинистам типа В. И. Лыткина», припоминал ему и В. А. Молодцову участие в союзе «Коми котыр», которым якобы руководили правые эсеры П. Сорокин и Н. Зиновьев, «прибывшие из Петрограда по заданию Керенского», костерил «орудовавшее» в Коми области Общество изучения Коми края... Чем объяснить это? Глубокой убежденностью в собственной правоте и неприятием всего того, что хоть отчасти не согласуется с учением «отца всех народов», или же понятной в складывавшейся атмосфере всеобщей подозрительности перестраховкой и стремлением с помощью громких обличений других отвести возможные обвинения от себя? Кто сейчас сможет ответить... Но нельзя не отметить следующее. Если А. С. Сидоров критиковал уж е осужденного В. И. Лыткина (так что тому ничего больше не грозило, «свое» он получил), то Старцев публиковал «компромат» на людей, находившихся еще на свободе, способствуя тем самым зачислению их в разряд «врагов народа». И второе: вполне возможно, что редакторы могли «подправлять» статьи, «усиливая» «критическую», обличительную часть публиковавшихся материалов. Но сохранившийся в архиве черновик статьи Старцева убедительно свидетельствует о том, что вся его статья — плод его личного «творчества». (Кстати, в черновике она носила весьма характерное название — «Огонь по двурушникам-нацшовинистам».)

Шел 1937 год. Алексей Семенович продолжал разрабатывать проблемы лингвистики, подготовил к изданию и представил в Коми издательство (в 1936 году) собрание сочинений И. А. Куратова, был полон стремления работать, но... В ночь на 21 сентября его арестовали. Вот как запомнилось это событие дочери А. С. Сидорова Людмиле Алексеевне: «Я почему-то проснулась ночью... Моя комната была напротив отцовской. Я никогда не заглядывала туда, но тут мне почему-то вздумалось посмотреть в щелочку. Я немножко приоткрыла дверь и увидела, что отец стоит у стены в каком-то смятенном состоянии, а два военных, выше его ростом, вышвыривают книги из шкафов. Все летит на пол охапками... Я всегда думала, что книги надо класть аккуратно, и это взволновало меня. Я подумала: что это такое случилось, почему ночью так швыряют книги? Но в конце концов я решила, что просто что-нибудь ищут, и хотя было тревожно, но я была еще мала, не придала этому значения и легла спать. А утром, когда я встала, мне сказали, что отца забрали...»

Начались бесконечные хождения родных Алексея Семеновича по ленинградским тюрьмам в попытке узнать что-нибудь о его судьбе. Это оказалось нелегким делом. Чтобы получить хоть какую-то информацию, приходилось подолгу стоять в огромных очередях, состоящих из таких же жен, дочерей и других родственников арестованных — «железный нарком» Н. И. Ежов старался вовсю, и в тюрьмах было тесно от «врагов народа», попавших в «ежовые рукавицы»... В конце концов удалось узнать, что Алексея Семеновича отправили для расследования его «Дела» в Сыктывкар... Очень долго от него не было никаких вестей, и только примерно в 1939 году откуда-то с севера Коми АССР пришло письмо... Алексей Семенович находился под следствием более двух лет. Следователи старались, подыскивая материал о его «контрреволюционной деятельности». Хотя Сидоров особо не рассказывал о том, что ему пришлось пережить (он не дожил до того времени, когда стало возможным говорить об этом открыто), нетрудно угадать основные обвинения в его адрес: участие в работе «кулацко-эсеровского» исполкома Яренского уездного совета, членство в «крупной буржуазно-националистической организации» «Коми котыр» и в «контрреволюционном» и «националистическом» Обществе изучения Коми края, сотрудничество в «кулацко-националистическом» органе «Коми му», близкие контакты с «националистами», «контрреволюционерами», «шпионами» и «фашистами» типа В. И. Лыткина, В. А. Молодцова, Д . А. Батиева... Всего этого с лихвой хватило для того, чтобы осудить Алексея Семеновича по знаменитой 58-й статье, пункт 10 («контрреволюционная агитация и пропаганда»), как участника «контрреволюционного блока правых, троцкистов и национал-шовинистов»... Ему дали «всего» 3 года с учетом предварительного заключения — видно, на большее «доказательства» не тянули... В Коми государственном издательстве оперативно отреагировали на известие об обсуждении ученого: на страницах вышедших в 1939 году сочинений И. А. Куратова, изданных на основе подготовленной Сидоровым работы с небольшими изменениями, фамилия Алексея Семеновича даже не упоминается...

Осенью 1940 года Алексей Семенович вернулся к семье в Ленинград. По словам Людмилы Алексеевны, она не узнала отца — так сильно он изменился. Трехлетнее заключение наложило на него неизгладимый отпечаток. «До ареста он был крепким, моложавым, подтянутым мужчиной, с белозубой улыбкой, а вернулся, — рассказывала Людмила Алексеевна,— дряхлым стариком, седым, без единого зуба, говорит тихим шепотом. Мне кажется, что надо было очень много сил употреблять, чтобы сделать его таким...»

После освобождения А. С. Сидоров был лишен права жить в Москве и Ленинграде. Вначале он устроился простым рабочим в пригороде Ленинграда, «на 101-м километре», а в 1941 году уехал на родину. Крупный, авторитетный ученый, автор многих научных трудов, А. С. Сидоров вынужден был некоторое время зарабатывать на жизнь на лесосплаве и на подсобных работах в разных экспедициях. В 1942 году его приняли в Коми научно-исследовательский институт, и Алексей Семенович вновь получил возможность заниматься наукой. Жизнь показала, что его творческий потенциал, несмотря на тяжелые испытания, остался высоким, и Сидоров по-прежнему являлсяодним из ведущих коми, да и не только коми ученых. Член-корреспондент АН СССР Д. В. Бубрих в 1944 году писал о Сидорове: «Я не знаю другого научного работника из советских специалистов по угро-финским языкам, который так много работал бы научно. То, что уж е сделано А. С. Сидоровым, обнаруживает полную научную зрелость, глубочайшее знание материала (по осведомленности в вопросах прошлого Коми края и в вопросах коми языка А. С. Сидоров не имеет себе равных)...»

В 1945 году Алексей Семенович защитил кандидатскую диссертацию, а через два года — докторскую диссертацию (обе они были посвящены проблемам языкознания). В годы войны и в послевоенное время А. С. Сидоров занимался главным образом лингвистикой (темами синтаксиса и лексики). Он являлся организатором и непосредственным участником работы над составлением «Коми-русского словаря», ездил в командировки для сбора диалектного материала, изучал историю и пути развития коми литературного языка и т. д. Кроме того, Алексей Семенович публиковал работы по музыкальному фольклору, изучал религиозные представления древних коми...

Но и будучи признанным ученым, Сидоров до конца жизни продолжал чувствовать определенную моральную тяжесть: клеймо «разоблаченного» и «наказанного по заслугам» «врага народа» было снято с него лишь через год после его смерти. Поэтому каждый раз для того, чтобы, например, выступить с докладом в Московском институте языкознания, ему приходилось идти в милицию и просить разрешение для временного проживания в Москве... Однако, несмотря на то что он фактически оставался «под подозрением» и мог опасаться повторного ареста (такие случаи были), Сидоров не попытался создать себе ореол «благонадежности» с помощью характерного для тех времени славословия. Очень показательно в этом плане состоявшееся в Сыктывкаре в начале 1952 года совещание по вопросам языкознания, где Алексей Семенович выступил с двумя докладами. В небольшой брошюрке с тезисами выступлений то и дело упоминается работа И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания»: «И. В. С талин в своем гениальном труде...», «словарный состав языка, как учит И. В. Сталин...», «особое значение для развития коми языка имеет сталинское учение о классовых и территориальных диалектах», «сталинское учение об основном словарном фонде», «учение И. В. Сталина о грамматическом составе языка...» В одной из фраз эпитет «гениальный» повторяется трижды: «И. В. Сталин в своих гениальных произведениях по вопросам языкознания вскрыл..., дал гениальное по ясности, глубине и точности разрешение... и гениально обобщил...» Нет оснований в чем-то упрекать авторов этих выступлений: большинство исследователей-гуманитариев еще в самом недавнем прошлом — да что там, и по сей день стараются пристегнуть к своим работам подходящую (а порой и не совсем подходящую ) цитату из выступлений первых руководителей страны (почему-то считается, что статья или книга от этого непременно станет более значимой). Что уж говорить о 50-х годах, когда наука была не наука без ссылки на мысль главного корифея или его ближайших сподвижников, вплоть до Лаврентия Берии (тот тоже «написал» «исторический труд» о большевистских организациях в Закавказье, где тоже вроде бы что-то «обобщил»). Но вот в двух докладах Сидорова ни Сталин, ни его «основополагающая» работа не упоминались ни разу — для Алексея Семеновича «гениальных указаний» словно бы и не существовало. Пожалуй, по тем временам это был риск...

Через год после этого совещания Сидоров приехал в Москву. Чувствовал он себя неважно, однако работал в библиотеках, планировал переработать некоторые из своих прежних лингвистических трудов. В начале марта здоровье его ухудшилось. Свою роковую роль в этом сыграл случай. 5 марта 1953 года умер Сталин. Для многих людей, репрессированных подобно Сидорову, это означало возможность реабилитации, освобождения, можно сказать, возвращения к жизни. На судьбу Алексея Семеновича смерть Сталина неожиданно оказала прямо противоположное влияние. Для приезда многочисленных делегаций на похороны Сталина потребовались места в гостиницах, и из них спешно стали выселять прежних жильцов. Ночью гостиничные власти в сопровождении милиции явились и в номер к Алексею Семеновичу. Для А. С. Сидорова, с его ослабленным здоровьем, жившего под угрозой повторного ареста, неожиданное ночное вторжение милиции, которое могло означать самое худшее, оказалось жестоким потрясением. Ему стало совсем плохо. Вначале Сидорова перевели на какую-то частную квартиру, потом поместили в больницу, но забота врачей уже не помогла ему. 21 марта 1953 года А. С. Сидоров скончался.